Вероника Монастырная

 

                         ***

Фарфоровых слонов нестройный ряд…

Диванчик с полкой – антиквариат.

И коромысло век свой доживало,

И старое болталось покрывало

В кромешной тьме на низеньких дверях.

 

Там жил бабай – мой первый детский страх.

С котенком черным в слабеньких руках,

Я через миг уже была в столовой,

Иль в кухне, где топилась жарко печь,

Где можно было на сундук прилечь.

Он почему-то запахом еловым

запомнился. Потом ступени вниз.

Там огород – экскурсия, круиз.

Мне разрешалось, только осторожно.

И бочка там с колодезной водой,

Песок, ведерко и, конечно, мой

совок, и – в самом деле!- ну, какие рожи

не рисовались палкой на песке!

Горошины – глаза, стручок – в руке.

а ноги из сучков - и человечек

                                уже готов.

 Но приближался вечер.

 А там и ночь. И с пожеланьем снов

я засыпала на большой кровати.

Болтался старый Дед Мороз из ваты,

оставленный в углу тем январем,

где я читала Лермонтова бойко.

Стесняясь лишь вначале….

                          Дальше – стройка,

 и дома нет. Но память, память есть

И будет жить, пока еще на свете

Семидесятых очень тихих лет,

Встречаются мне выросшие дети,

Летящие в серебряный  рассвет.

 

                           

                           ***

                                                 Олесе С.

…Как хорошо, что ты нашлась, жива!

Я очень рада. Но прости, дела!

Потом договорим, я тороплюсь…

Ах, это время полудетских дружб!

Нечастых встреч, бесед о том, о сем,

Но на разлуку каждый обречен.

Другие  города, другой очаг…

Мы тащим дружбы на своих плечах.

Мы памятью цепляемся за них,

Пытаясь возвратить тот давний миг,

Но забываем, что давно не те

И сами мы, а тех, кого любили

Увозят поезда, автомобили…

И дружбы сбросить, словно с плеч пальто,

Совсем нетрудно.  Память – решето.

Но всё же что-то в ней мы сохранили…

 

                           

                           ***                                                            

…Ты знаешь, нет давно тех тополей.

И старый дом теперь как на ладони.

Я иногда ему шепчу привет!

Хотя меня никто уже помнит

Нет никаких особенных примет,

Что здесь осталась наша юность. В доме

Чужие люди. В комнате чужой

Иначе все. Но как опять свежо

И холодно мне в марте. И признаться,

Я вспоминаю – было нам шестнадцать.

А дальше я пошла уже одна.

И вот и зрелость рядом, и видна

Не то что старость, нет, но что-то

                                           мучит.

Боюсь морщин – они уже видны.

Я знаю, нет ничьей уже вины,

Что мне одной придется падать с кручи.

 

 

                 НЕСЕРЬЕЗНО

 

Вы не читаете стихов,

а так давно узнать смогли бы,

что мне билет – как зонтик рыбе.

и ваш Союз. Без дураков.

Серьезно, шуток не терплю.

Сарказм приемлю, но не боле…

Паяц и тот не воин в поле.

Я просто рифму к ноябрю

В подарок от своей судьбы

Давно когда-то получила.

Не крест, но для иных кручина.

Не повод вспрыгнуть на дыбы

От гордости. Простак, пустяк.

Ах, сколько развелось поэтов.

Пишу и точка. Только это

Не повод спорить о стихах.

Рассудит время кто есть кто,

Не многие в нем уцелеют.

Я в том числе.  И рифма злее,

Чем стих упрямей, тем скорее

Я допишу его! Легко…

 

 

                       ***

Что дни? Мы лет не замечаем.

Встречаясь за вечерним чаем,

Мы  разбегаемся опять

По разным сторонам планеты.

Миниатюрный хрупкий дом.

Из осени стремимся в лето,

Но снова снегопада ждем.

Потом – тепла. И так по кругу.

Пока не кончится полет.

Пока в серебряную вьюгу

Коней  не пустим мы в галоп.

 

 

                     ***

Не расстраивайся, не надо.

Не ты ведь, а я поэт.

Это судьбы награда

А ты отпусти досаду

В мой одинокий рассвет

Входит осеннее солнце

Не в силах его запретить.

Что же бывает горше

Времени, где горчит

Рябина пустынного сада.

О лете что говорить?

Не надо грустить, не надо.

Прекрасна октябрьская сыпь

На первом снегу нетронутом

Следами чьих-то сапог.

Как молния путь мой изломанный,

И клены с поникшими кронами

Бросают под ноги листок.

Пиши,  мол, пока не забыла.

Пиши – шелестит трава.

Пока не засохли чернила

И на плечах голова.

А глупая Аннушка масло

Авось донесет домой...

Жалеть нужно только несчастных.

Но я-то в ладах с судьбой.

Мы друг без друга не можем.

Нервы обнажены

до боли, до стона и дрожи.

Но рифма как звук струны

Приносит умиротворенье.

Не зря этот прожит день

Пока еще слову верю,

Пока еще к высшей мере

Меня приговаривать лень

Судьям. Дела другие

Ночами им спать не дают.

Кого-то недолюбили поэты. Они такие.

 Словом наотмашь бьют.

 

                           ***

…и повиснет крик «Мама!» в воздухе.

Тишиной  захлебнется ветер.

Как птенцы кукушкины розданы,

Мы – подкидыши на планете.

Бесприютные, неприкаянны,

Но  мечтающие о крыльях.

Мы – потомки Авеля с Каином,

Но неведомо нам раскаянье.

Мы о нем в суете забыли.

А взлететь, да повыше, так хочется!

Жизнь начать вновь с листа белоснежного…

Крик до шепота, час полуночницы.

Птица плачет в соседней рощице.

О своей нерастраченной нежности.

 

                     ***

Осторожно, неспешно очень

я свой спуск начинаю в осень.

В ту долину, где держат деревья

На ветвях невесомое небо.

Где туманы на травах дремлют,

упираются ливни о землю,

и висят занавеской из тюля,

в октябри обращая июли.

Там пасутся кони. Игриво

ветер им заплетает в гривы

лучик солнца. И с нимбом в космах

ходят кони  по травам в росах.

Облака проплывают как в детстве,

и внимательней если вглядеться,

то увидишь принцессу – перины

тучи ей под бока подстелили.

Ну, да бог с ней, с принцессой.

                                  Очень

беззаботна она. Мне – в осень.

 Занялась там пожаром роща,

И дождям не хватает мощи

Погасить ее. Вплоть до снега

Будет роща пылать под небом.

До зимы есть еще минуты.

За  полшага до снегопада

Обернусь на весеннее утро

В росных капельках перламутра…

 И в сентябрь стану медленно падать.